На обратном пути в город весь извелся: что же это могло быть? Если бы не слепившее солнце, уже скатившееся к самому горизонту, и большая скорость на недавно отремонтированном участке шоссе, я бы, наверное, успел разглядеть сразу еще по дороге в лес. А так сумел только краешком глаза слизнуть с обочины зависший над землей небольшой золотистый диск.
Место, где находилось придорожное НЛО, я помнил точно, поэтому, пропустив вперед несколько спешащих легковушек, своевременно сбросил скорость и начал притормаживать.
Еле двигаясь на пониженной передаче, внимательно осматривал обочину, но... кто-то, наверное, меня уже опередил. Дурак, ругал я себя, надо было сразу останавливаться.
Когда, уже потеряв надежду увидеть загадочный предмет, я нажал на педаль газа, разгоняя машину, в зеркале заднего вида снова появился золотой диск, и сразу все стало понятным.
Выйдя из машины, вернулся, чтобы убедиться в том, во что было трудно поверить: всего в метре от асфальтового полотна на голом балластном песке среди хилых уже поблекших кустиков аптечной ромашки тянулся к небу лилипутского росточка подсолнух. Его не по-северному яркий луноподобный цветок поддерживался слабеньким рахитичным стебельком с небольшими, подернутыми желтизной листьями.
Не знаю почему, но при виде этого заморенного дитя солнца, волею судьбы занесенного в наши холодные края, душа печально вздохнула, словно передо мной было не растение, а беспризорный ребенок, еще не умеющий говорить, но о котором все говорят переполненные страданием глаза.
Когда-то на Кубани довелось видеть бескрайние, убегающие к самому горизонту поля с тысячами и тысячами золотых дисков, заколдованно смотрящих в сторону солнца. Словно магнитом притягивает их Божественное светило, и до самого захода они повторяют его путь на небе, поворачивая свои лики, словно маленькие локаторы. Эта золотая феерия в мареве струящегося горячего воздуха так и осталась в памяти родиной подсолнуха.
А тут...
Наверное, по весне какой-нибудь дальнобойщик, приоткрыв окно, пустил по ветру шелуху, а вместе с мертвыми чешуйками улетело в поисках своей судьбы и целое семечко. Маленькое, совсем невзрачное, но с целым микрокосмосом внутри — живым зародышем.
Сколько терпения, сколько неукротимого желания жить проявил проклюнувшийся росток, оказавшийся на бесплодном, отравленном выхлопом машин придорожном песке. Казалось, не было у него шансов.
Но вставало над лесом невысокое северное солнце и, повинуясь своему властелину, тянулся стебелек к небу так же, как и все подсолнухи, жившие на земле .
Наше лето и вправду бывает “коротким, зато холодным”, солнце неделями не может пробиться сквозь толщу нависших над землей облаков. В такие дни, наверное, озябший подсолнух еще ниже склонял свою голову, не понимая, что же стряслось на небесах. Однако всему приходит конец, и прорезавшееся солнце снова взывало к жизни.
Я ехал в город, а глаза нет-нет да и соскакивали на обочину, словно надеялись еще раз увидеть необычный цветок. Чтобы как-то отвлечься, включил магнитолу. Салон заполнили звуки совсем другой жизни. Молодая красивая и, судя по всему, счастливая певица, которую не раз видел по телевизору, пыталась изобразить душевную трагедию, но это получалось у нее плохо, и она почти радостно пела про то, как ветер с моря дул и как кто-то якобы над ней посмеялся.
В песне легко угадывалось, что ветер дул с “самого синего” моря.
А у нас — мои мысли снова убежали к маленькому подсолнуху — ветры с морей тоже дуют, но совсем с других. Уже скоро, скоро дохнет Карское море, и зазвенят ледышками запоздалые цветы среди отавы, и сама трава за одну ночь скукожится и обмякнет, ложась безжизненным ковром на холодную землю. А пока неделю-другую придорожный подсолнух еще продержится, если только кому-то ночью не приспичит съехать на обочину именно в этом месте.
Уже тревожась за его судьбу как будто это было не растение, а что-то одушевленное, я невольно задался вопросом: кому и зачем в этом мире нужно было, чтобы в совершенно гиблом месте появился живой росток, обреченный на мучительную жизнь без шансов по-хорошему зацвести, оставить после себя полноценное семя.
Кому и зачем? Может, было бы лучше, если бы это самое семечко оказалось в стакане уличной торговки, а потом во рту неразумного тинэйджера, лузгающего семечки на скамейке без спешки ? Может, было бы лучше?
И уже когда впереди замелькали огни вечернего города, и я начал прикидывать, что еще нужно успеть сегодня сделать, вдруг понял: этот придорожный сиротливо стоящий карликовый подсолнух нужен нам, людям, всем, кто его увидел и еще увидит. Нужен, чтобы разбередить наши души, съежившиеся от всего, что на нас свалилось, чтобы мы стыдились своих стенаний по поводу и без, чтобы наши житейские невзгоды не казались нам такими тяжкими.